Стеклодув
Брату Володе
Стеклодув в Тель-Авивеколдует над битым стеклом,Привлекая к арене столаудивленных зевак.Незаметно жонглируялегкой горелки огнем,Выпускает, как фокусник,фауну из рукава.То забавный дракончикна Солнце блеснет чешуей,То застынет на миг,изготовившись к схватке, гюрза.То из мертвого ломакакой-то бутылки цветнойПоявляются вдруг медвежонкаживые глаза.И волшебная палочкатак увлекает меня,Что застыл, как в лесу молодом,неприкаянный пень.Я на пальцах прошу изготовитьдля брата коня,Чтобы помнил всегда о красеказахстанских степей.Я скупил бы все разом,хотя я совсем не богат.Мастер делает дело свое,и не дрогнет рука.Остается за морем далекимединственный брат.Рукотворное чудокому-то пойдет с молотка.Как слеза смоляная —из трубочки капля стекла.Заиграло в лучах огневыхзолотое руно.Нелегко, но – возможнофигурки ваять из стекла,только в жизни осколки былогослепить не дано.
Яблочко
Из склепа, как высшая милость,Венера, мила и бела,Пред очи людские явиласьНа греческом острове Милос,Где сотни столетий спала.
И в узел разыгранной драмыПопав не без веских причин,Античный бесчувственный мраморСкульптуры изысканной дамыБудил вожделенье мужчин.
Был каждый из них озабочен —Как проще урвать этот приз,И в край его вывезти отчий.За первенство сладостной ночиСхлестнулись Стамбул и Париж.
Улыбка невинная девыИ бюст, оголенный весьма,Осанка, и взгляд королевы,И в пальчиках яблочко Евы —Ревнивцев сводили с ума.
Пролито там крови немало.Богиня тех стоила мук.Бока в потасовке намяла.Но яблочко не выпускалаВенера из каменных рук.
Уняв первобытную похоть,Упал победитель без сил.От девы плененной нет проку —Утеряны руки по локоть.Он близок, да не укусить.
Но женское сердце – не камень.Ей в страсти – рассудок терять,Влюбленных дразнить и лукавить.Отныне у женщин с рукамиЛишь «яблочко» можно отнять.
Из книги «Линия судьбы»
Лотос
Белый Лотос, омытый дождем,Разметался на водной постели.Руки грешные были у цели,Ты ж молила: давай подождем!
Хороша и довольна собой,Стать единственной ты не спешила,Как цветок из семейства кувшинок.Мне оставила горечь и боль.
По течению, гордая, тыУнеслась, аромат источая.И срывал я земные цветы,Все обиды на них вымещая.
Губ раскрытых созревший бутон.Лепестками сложились ресницы.Это ты? Или снова мне снитсяБелый Лотос, омытый дождем?
Орхидея
Славя небо голубое,Хоронясь от лиходеев,Проживала ОрхидеяВ клеверах и зверобое.Ветер брал ее в объятья.Трепетало одеянье.Словно радуга, сиялиЖемчуга на складках платья.До поры не знала горя.Только радовалась жизни.Безответно ей служилиПовилика и Цикорий.Зависти холодный инейВмиг сразил ее на вздохе.Клевета ЧертополохаОбесчестила богиню.И, не выдержав позора,Покрываясь краской алой,Орхидея убежалаИз родной долины в горы.Пробиралась днем и ночьюВ тайный скит от огорчений.Из пещеры шла в пещеру,Раздирая платье в клочья.Скит в горах крутых затерян.Только след ее не сгинул.Ведь на всем пути БогиниВырастали Орхидеи.
Перестук
Тружусь, не покладая рук,В квартире съемной, кстати.Мы бьем по дереву «тук-тук»На пару – я и дятел.
Я вдохновение обрелВ стенах чужого дома.И он долбит засохший ствол.Не можем – по живому.
Для нас обоих каждый день —Субботник и воскресник.В необустроенном гнездеСлагать не можем песни.
Работу мы сочли за честь.Неужто, в самом деле,Нам из одной тарелки естьИ спать в чужой постели?
На стук соседи-ватики*Сбежались: «Что он, спятил?»А мы такие мужики,Два брата: я и дятел.
*Ватик – старожил (иврит).
«В мире нет бойца смелей…»
В мире нет бойца смелей,Чем напуганный еврей.В мире нет скопца верней,Чем обрезанный еврей.В мире нет скупца бедней,Чем богатенький еврей.В мире нет истца шумней,Чем обиженный еврей.
Из книги «Караван из галута»
Холокост
О, как пугающе и простоНа холст художника рукаНаносит абрис Холокоста,Где кучевые облакаГлаза смущают мрачным видом.Но высоко в туманной мгле,Образовав Звезду Давида,Оплачут павших на Земле.
На заднем плане пышут печи,Но не обманет внешний вид.«Иных уж нет, а те – далече…»,Но жизнь забвенья не простит.И по законам жанра строгимВ одной из памятных ночейМедведица в своей берлогеЗажгла светильник в семь свечей.
Мёртвое море
Чьи тайны хранит это Мёртвое море,Покуда проходят века чередой?Содом и Гоморра, Содом и ГоморраНавеки затянуты мёртвой водой.
Не поняли грешники вышней угрозы?Нарушена с Богом духовная связь?Воронку заполнили женские слёзы.Мужское достоинство втоптано в грязь.
В ленивой истоме, тиха и покорна,Вода без планктона, как совесть, чиста.И гуси залётные в поисках кормаДавно убывают в другие места.
Воронка привыкла к солёному плену.Содом и Гоморра в руинах на дне.А пьяным от счастья «беда – по колено»На самой опасной её глубине.
Телемост с Богом
Мне не понять, где истина, где деза.На Интернете скрашиваю дни.И ты, Всевышний, не сочти за дерзость —На чашку сайта все же загляни.
Заблудшего, понять меня попробуй,Что жег мосты, страдая и любя.Прости за поэтические тропы,Что часто уводили от Тебя.
Разменивал себя в житейской гуще.Все мысли занимала суета.По сути, был я мышкою ведущей,Смущающей ведомого кота.
Вкусил немало патоки и соли,Не раз за вожаком лукавым шел,Заботой невостребованной боленИ вирусом неверья заражен.
Обидно быть незрячим до могилы.Я средь иных, витийствующих сплошь,Хочу собрать растраченные силы,Открыть глаза на истину и ложь.
Прошу не отказать мне в просьбе скромной.«Вишу» я на приеме много дней.Надеюсь, есть мой адрес электронныйВ небесной канцелярии Твоей!
Чужая свадьба
Над Святою землей небеса разрешаются ливнями.И, промокнув до нитки, принять их приходится мне.Под еврейской хупой сочетаются пальмы счастливые.Как невольный свидетель, смотрю я на них в стороне.
На Земле праотцев с давних пор говорят не по-нашему.Седина облаков обустроилась над головой.В золотой листопад я по вороху листьев расхаживал,Но в букетах цветов я не видел отрады живой.
Это кто-то другой, молодой, на моей фотографии.Там пустынный Чак-Пак, здесь лютует Хамсин до утра.Но об этом пятне на ветровке моей биографииНа Земле праотцев я успел позабыть не вчера.
Кошкин дом
Обживаясь в стране понемножку,Я на землю сошел с этажей.И завел себе дикую кошку,Чтобы в доме ловила мышей.
Принимая, как должное, милость,Все сметает она со стола.Нагуляла жирок, обленилась.И, в придачу, котят принесла.
Был мне промысел Божий неведом.И теперь, покоряясь судьбе,Вдоволь потчую кошку обедом,Оставляя объедки себе.
Кошка дикая лижет мне руки.Не видать ни мышей, ни крысят.Даром что ли коты всей округиПод окошком моим голосят?!
Следы на песке
Я на Земле Обетованной,Где от кибуца до водыСам страж пустынь – песок барханный,Как лис, запутывал следы.
И, словно повесть жизни краткой,Взахлеб листая суть страниц,Читать пытаюсь отпечаткиМлекопитающих и птиц.
Мои следы, я знаю точно,Вода соленая кропит.Они – из свежих и непрочныхСреди следов когтей, копыт.
И не напрасно так умелоСледы босых усталых ногПеречеркнул крест-накрест белыйНевозмутимый осьминог.
Исход
Сердце мудрых – в Доме плача…
Библейская мудрость
Первородство – под вопросом.Но сошелся клином светНа резце каменотесаИ скрижалях горьких лет.
Нелегко, да не впервыеМуравейники олим1Шлифовали мостовыеГрада Иерусалим.
Не могли они иначе,Захлебнув морской волны.«Сердце мудрых – в Доме плача»И у Западной стены.
А иные по этапу,Обживая свой шесток,Положили глаз на Запад,Отправляясь на Восток.
Море слева, горы справа.Там – чужие города…В споре истин нету правых,Но пути ведут сюда.
Антимир
